— Вызывает адмирал. Давай, комиссар, бери все в свои руки и вместе со старпомом организуй проверку нормативов военно-спортивного комплекса. Если успею вернуться, то и сам подключусь. Если нет — завтра в бассейне буду в первом заплыве.
Проверка гимнастических упражнений прошла успешно. Средний балл экипажа был 4,6. Особенно поразили поверяющего старпом и штурман. Оба прекрасные спортсмены, они, несмотря на возраст, с завидной легкостью работали на перекладине, выполнив безукоризненно все упражнения комплекса.
Извеков удовлетворенно заметил:
— Я вижу, командный состав у вас не закис. Впрочем, старпом — председатель спорткомитета, ему и карты в руки. И штурман на высоте. Если с плаваньем будет так же, то кросс для вашей лодки отменим.
Наутро в бассейне командир построил весь экипаж, за исключением больных и стоящих на вахте. Подводники выглядели браво.
В первом заплыве у стартовых тумбочек шести дорожек бассейна выстроились слева направо: командир, замполит, старпом, командир БЧ-5, партийный и комсомольский секретари.
Извеков довольно переглянулся с начальником физической подготовки и спорта соединения.
И когда на финише были отмечены четыре отличных и два хороших результата, а в числе отличных был и командирский показатель, Извеков, улыбаясь, сказал:
— Можно было бы дальше и не продолжать проверку. Убедили предельно. Но уж больно любопытно, а как остальные.
Вдохновленные командиром, все старались не ударить в грязь лицом…
Перед самым выходом в море нам сообщили, что по итогам смотра физической подготовки кораблей и частей флота нашей подводной лодке присуждено первое место на флоте.
— Вот так-то, — порадовался командир. — Длительный поход с такими орлами выдержим. Надо поощрить наш спорткомитет. Молодцы!
А я подумал: «Молодец командир, не посчитал, как некоторые, спорт второстепенным делом».
Не было в нем равнодушия. Все, что проводилось на корабле, кровно касалось его. Заметив во время похода, что люди стали уставать, он забеспокоился:
— Усталость — сестра апатии. Продумай-ка, комиссар, что-нибудь такое остроэмоциональное, чтоб затронуло, душевные струны людей. Надо расшевелить экипаж.
— А что, если провести литературный вечер, посвященный поэту-маринисту Алексею Лебедеву?
— Прекрасно. Пожалуй, это то, что надо.
И дальнобойная артиллерия лебедевской поэзии поддержала нас своим «огоньком».
Вечер начали с трансляции по корабельной сети радиоспекталя Ивановского молодежного театра драмы и поэзии «Торжественный реквием» об Алексее Лебедеве, запись которого взяли с собой в море.
И вот во всех отсеках подводной лодки зазвучала музыка Дмитрия Шостаковича, лебедевские чеканные строки. И я, уже не в первый раз слушавший эту пленку, подаренную работниками ивановского радио морякам, вновь поразился проникновенному звучанию лебедевских стихов, удивительному сочетанию в них мужества и глубокой лиричности. Как созвучна нам была эта постоянная готовность поэта к подвигу!
Прошел по отсекам. Моряки внимательно слушали стихи. Едва прозвучали последние строки, как посыпались многочисленные просьбы — повторить запись.
Командир был особенно доволен. Он видел, как оживился экипаж.
Нельзя сказать, что Лебедев был открытием для подводников. На флоте знают и любят его стихи. Хотя были и такие, особенно среди первогодков, для кого эта передача стала откровением.
Молодой электрик Слава Базилевский с изумлением воскликнул:
— Вот это писал человек! Как будто в душу заглянул мне.
— Это о нас, — согласился командир. — В самую точку угодил.
В этом было, пожалуй, главное. В море стихи Лебедева воспринимались особенно остро, личностно.
И тогда я рассказал подводникам о той далекой ноябрьской ночи сорок первого, пережить которую поэту не довелось.
…Поздняя осень на Балтике богата штормами и непогодой. Тревожно гудят осенние ветры, снежные заряды гулко ударяют в надстройки боевых кораблей, белесой пеленой проносятся над палубами, острыми иглами впиваются в лица моряков.
Так было и в ночь с тринадцатого на четырнадцатое ноября сорок первого года, когда подводная лодка Л-2, на которой штурманом служил Алексей Лебедев, в составе конвоя следовала в район Ханко. Шторм сорвал с якорей мины и нанес их на фарватер по пути следования конвоя. Видимость временами уменьшалась почти до нуля, и даже впередсмотрящий, стоявший в самом носу корабля, не в состоянии был своевременно предупредить о грозящей минной опасности. Именно в такой момент и раздался мощный взрыв, потрясший весь корпус подводной лодки. Отважно сражалась аварийная группа во главе с лейтенантом Лебедевым за живучесть своего корабля, и им удалось отстоять его. Но несчастья не ходят в одиночку. Уже вторая мина подстерегала раненую подлодку…
В том длительном трудном походе, о котором я рассказываю, Алексей Лебедев был с нами рядом и помогал нам. Сборник его стихов выдавался на руки на два часа, потому что был единственным в нашей библиотеке. А читать хотели все. В матросских тетрадях и блокнотах появились аккуратно переписанные лебедевские строки.
Вскоре ко мне подошел Слава Базилевский и застенчиво, переминаясь с ноги на ногу, попросил:
— Посмотрите, товарищ капитан второго ранга, я тут стихи сочинил. Правда, пока только четыре строчки, остальное — в голове.
Присутствовавший в центральном отсеке командир с любопытством посмотрел на молодого электрика.
— Прочти вслух, комиссар.
Я взял из рук Славы тетрадный листок и прочел:
Это время выпало из года,
Но его мы прожили не зря.
Сутками подводного похода
Падают листки календаря…
— А ведь хорошо, — похвалил командир. — Выходит, и поэзия на подводной лодке нужна не меньше, чем хлеб и воздух.
После огромного напряжения предпоходовых дней люди должны были передохнуть, перестроиться, или, как образно говорят моряки, — «прийти в меридиан». И потому на первые дни похода никаких крупных мероприятий мы не планировали. Но уже в начале плавания произошли события, которые никак нельзя было обойти молчанием. Взять хотя бы дни рождения членов экипажа. Уже давно стало хорошей традицией на флоте отмечать их под водой по-особому.
Молодой лейтенант Павел Ильин впервые в своей жизни вышел в длительное плавание. Он не то чтобы забыл о дне своего рождения, но слишком много всяких дел и забот навалилось на него. До того ли!
Ильин поставил перед собой задачу — сдать в море зачеты на самостоятельное управление группой, а это требовало от него постоянной сосредоточенности и напряжения сил. На подводной лодке лейтенант понял: чтобы стать хорошим подводником, мало знаний, полученных в училище, надо работать и работать.
…Для Ильина этот день ничем поначалу не отличался от предыдущих. Так же, как и раньше, Павел с утра взялся за схемы, так же «ползал» по отсеку, изучая на на этот раз систему погружения и всплытия. В свободную минуту перед обедом подошел к нему товарищ, Анатолий Жуков, и попросил:
— Сыграй, Паша, что-нибудь для души.
Павел взял гитару и, тихо перебирая струны, запел «Червону руту». Пел негромко, с чувством. Все, кто был в отсеке, задумчиво слушали лейтенанта, его теплый задушевный голос.
В экипаже быстро приметили внимание Павла к людям, его настырность в изучении своего дела, умение подарить товарищам хорошую песню. Эти музыкальные паузы сразу полюбились подводникам, и как-то получалось, что перед обедом в отсеке «случайно» оказывалось больше людей, чем было положено.
Но вот ожил динамик, и песня оборвалась на полуслове.
— Внимание, внимание! Прослушайте очередной выпуск радиогазеты «Подводник».
Моряки уже привыкли, что каждый день в одно и то же время раздается голос диктора, «выдавая» свежую порцию информации. Правильно говорят, что не хлебом единым жив человек. Информация нужна была подводникам, как воздух. Ведь это звучал голос Родины, дошедший к ним через многометровую толщу вод в далекую, затерянную в океане точку.
Последние известия, схваченные в краткие минуты сеансов связи, сменились внутрикорабельными новостями. А потом пошел лирико-сатирический раздел «Беседа обо всем и без всякой утайки вашего друга боцмана Драйкина». Он был написан стихами. Сначала боцман «драил» нарушителей, тех, кто нечетко выполнял свои обязанности, имел упущения по службе. Подводники, слушая, поддерживали критику Драйкина дружным смехом и замечаниями, которые доставляли провинившимся неприятные минуты. Но вот голос боцмана потеплел:
…Ну, а теперь кончаю драить,
И так иных разнес сполна.
И с днем рождения поздравить
Хочу я Павла Ильина…
Лейтенант даже вздрогнул: так неожиданно это было.
